"Very well! suppose this weapon to be six times stronger and the animal ten times more powerful; launch it at the rate of twenty miles an hour, and you obtain a shock capable of producing the catastrophe required. Until further information, therefore, I shall maintain it to be a sea-unicorn of colossal dimensions, armed not with a halberd, but with a real spur, as the armoured frigates, or the `rams' of war, whose massiveness and motive power it would possess at the same time. Thus may this puzzling phenomenon be explained, unless there be something over and above all that one has ever conjectured, seen, perceived, or experienced; which is just within the bounds of possibility." These last words were cowardly on my part; but, up to a certain point, I wished to shelter my dignity as professor, and not give too much cause for laughter to the Americans, who laugh well when they do laugh. I reserved for myself a way of escape. In effect, however, I admitted the existence of the "monster." My article was warmly discussed, which procured it a high reputation. It rallied round it a certain number of partisans. The solution it proposed gave, at least, full liberty to the imagination. The human mind delights in grand conceptions of supernatural beings.

Так вот! Представим себе бивень в шесть раз больше, животное в десять раз сильнее, вообразим, что оно движется со скоростью двадцати миль в час, и вы поймете возможную причину катастрофы. Итак, в ожидании более полных сведений я склоняюсь к мнению, что мы имеем дело с морским единорогом гигантских размеров, вооруженным уже не алебардой, а настоящим тараном, как броненосные фрегаты и другие военные суда, столь же массивные, как они, и наделенные такой же двигательной силой. Так объясняю я это необъяснимое явление при условии, что такое явление имело место в действительности, а не было плодом расстроенного воображения, - что тоже возможно". Последние слова были с моей стороны уловкой: я хотел сохранить свое достоинство ученого и не дать повода для насмешек американцев, которые мастера подшутить. Я оставил себе путь для отступления. В сущности же я был убежден в существовании "чудовища". Статья моя вызвала горячие споры и получила широкую известность. У меня даже появились единомышленники. Предложенное в ней решение задачи давало, впрочем, полную свободу воображению. Человеческий ум склонен создавать величественные образы гигантов.