The frigate passed at some distance from the Marquesas and the Sandwich Islands, crossed the tropic of Cancer, and made for the China Seas. We were on the theatre of the last diversions of the monster: and, to say truth, we no longer lived on board. The entire ship's crew were undergoing a nervous excitement, of which I can give no idea: they could not eat, they could not sleep--twenty times a day, a misconception or an optical illusion of some sailor seated on the taffrail, would cause dreadful perspirations, and these emotions, twenty times repeated, kept us in a state of excitement so violent that a reaction was unavoidable. And truly, reaction soon showed itself. For three months, during which a day seemed an age, the Abraham Lincoln furrowed all the waters of the Northern Pacific, running at whales, making sharp deviations from her course, veering suddenly from one tack to another, stopping suddenly, putting on steam, and backing ever and anon at the risk of deranging her machinery, and not one point of the Japanese or American coast was left unexplored.

Фрегат прошел недалеко от островов Маркизских и Сандвичевых, пересек тропик Рака, и направился в Китайские моря. Мы были на театре последних подвигов чудовища! И, сказать правду, вся жизнь на судне замерла. Весь экипаж был возбужден до крайности. Люди не ели, не спали. Раз двадцать в день какая-нибудь ошибка в вычислении, обман зрения какого-нибудь матроса, взобравшегося на кабестан, приводили нас в волнение. Нервы наши находились в состоянии крайнего возбуждения, что грозило вызвать скорую реакцию. И реакция не замедлила наступить. В течение трех месяцев, когда каждый день казался вечностью, - "Авраам Линкольн" бороздил моря северной части Тихого океана в погоне за встречными китами, делая резкие отклонения от курса, ложась с галса на галс, то резко замедляя ход, то разводя пары с риском вывести машину из строя. Не осталось неисследованной ни одной точки от берегов Японии до американских берегов.