The next day, the 5th of November, at twelve, the delay would (morally speaking) expire; after that time, Commander Farragut, faithful to his promise, was to turn the course to the south-east and abandon for ever the northern regions of the Pacific. The frigate was then in 31@ 15' N. lat. and 136@ 42' E. long. The coast of Japan still remained less than two hundred miles to leeward. Night was approaching. They had just struck eight bells; large clouds veiled the face of the moon, then in its first quarter. The sea undulated peaceably under the stern of the vessel. At that moment I was leaning forward on the starboard netting. Conseil, standing near me, was looking straight before him. The crew, perched in the ratlines, examined the horizon which contracted and darkened by degrees. Officers with their night glasses scoured the growing darkness: sometimes the ocean sparkled under the rays of the moon, which darted between two clouds, then all trace of light was lost in the darkness. |
На следующий день, 5 ноября, в 12 часов истекал указанный срок. С последним ударом часов капитан Фарагут, верный своему слову, должен был отдать команду повернуть на юго-восток и навсегда покинуть воды северной части Тихого океана. Фрегат находился тогда под 31o15'северной широты и 136o42' восточной долготы. Японские берега оставались менее чем в двухстах милях под ветром. Ночь наступала. Пробило восемь часов. Густые облака заволокли лик луны, вступившей в свою первую четверть. Море разбегалось легкими волнами из-под кормы судна. Я стоял опершись на поручни штирборта. Консель, находившийся рядом, смотрел прямо перед собой. Экипаж, взобравшись на ванты, наблюдали за горизонтом, который все суживался из-за сгущавшейся темноты. Офицеры, приставив к глазам ночные бинокли, обшаривали воды, окутанные предвечерней мглой. Порою лунный луч, прорвавшись в просветы облаков, бросал серебряные блики на темную поверхность океана. |
